«Тайна любви» – Христианский брак по свят. Иоанну Златоусту
- Вестник
- 1 час назад
- 18 мин. чтения
Автор: Николай Кляйн
Пролог: Необходимое противоречие
Не парадокс ли: один из величайших проповедников подвига целомудрия в истории Церкви – он же глубокомысленнейший защитник христианского брака? Но при ближайшем рассмотрении, данное противоречие в творчестве св. Иоанна Златоуста оказывается мнимым. Это - две стороны одной медали при стремлении к совершенному единению человека со Христом.
I. Две хранительницы христианской святости
Вряд ли найдется иная область жизни, в которой христианское воззрение на человека столь коренным образом отличается от современного мировоззрения, как в восприятии брака и семьи. Для православного верующего, брак — это не просто более или менее обязательный контракт, не просто светское дело, а святое таинство, неразрывно связанное с его духовным ростом. Правда, светское законодательство, как например Основной закон Германии, признает брак и семью достойными защиты. Однако внимательный наблюдатель вынужден отметить, что в наше время действительные общественные условия, особенно на Западе, часто враждебны браку. Браки заключаются всё реже, существующие союзы разрываются легко, а те браки, которые внешне как будто вполне в порядке, далеко не всегда счастливы. Разные общественные течения оспаривают ценность брака, отрицают его святость, фанатично стремятся человека «освободить от уз». Наипаче, вполне естественная для христианского брака исключительность, верность и чистота все более подвергаются сомнению в нынешнем «просвещенном» мире.
Подобные тенденции, однако, не новы. Ранняя Церковь уже сталкивалась с клеветой на брак, защищала его от врагов. Об отвергающих брак, или стремящихся его отменить предупреждал св. Апостол Павел. Под общим понятием „Гнозис“ - общее понятие, которое объединяет самые разные течения того времени, учения которых доходили до крайностей, как чрезмерного аскетизма, так и распутства. Непроста была для Церкви борьба с подобными учениями, поскольку «установки строгого сексуального воздержания […] считались само собой разумеющимися», значительные части Церкви к радикальным проповедникам таковых относились терпимо.[1] Нелегко бывало на этом фоне проводить четкую грань между между истинным, Боголюбивым аскетизмом и человеканенавистнической враждой ко всему телесному.
Ранние христианские апологеты создавали учение о христианской жизни и таинствах в борьбе с ересями и языческими нападками. Поначалу браку сравнительно мало отводилось внимания, хотя тоже не полностью проходили мимо него. Св. Ириней Лионский осуждает учение Маркиона, отрицавшего брак и семью и считавшего «брак и блуд равно пагубными», как «богохульство».[2] Из-за довольно широкого распространения подобных заблуждений Церкви пришлось высказывать определения на нескольких соборах.[3] Апологеты и отцы Церкви раннего христианства защищали брак не только как установленный Богом, но и подчёркивали ценность добровольного безбрачия. Тертуллиан, который ценил брак и считал его божественно установленным, одновременно восхищался и девственностью:
«Вот, как только мы переступаем порог, нам навстречу выходят две хранительницы христианской святости: единобрачие и воздержание, одна — в благочестии священника Захарии, другая — в непорочности Иоанна Предтечи; одна умилостивляет Бога, другая возвещает Христa; одна возвещает совершенного священнослужителя, другая представляет большего, чем пророка.»[4]
Хотя он и считал супружеский акт почётным и безгрешным, однако — как и многие отцы церкви — следствием грехопадения, поскольку человек в раю был девственным. Эта связь между уважением к браку и восхищением девственностью может считаться типичной для большинства отцов Церкви.
Дополнительный вызов для верующего христианина — то, что подавляющее большинство святых вели безбрачный образ жизни или прославлялись по смерти как мученики. Не легко посему найти образец для подражания в собственной жизни в мире. Особенно аскетическая литература обычно напрямую адресована послушникам и молодым монахам, и далеко не всегда может быть плодотворно применена к мирской жизни. Поскольку святитель Иоанн Златоуст относится к отцам, которые наиболее подробно писали о браке, стоит поближе рассмотреть его мысли о браке, безбрачии и семье.
II. Брак по Святому Иоанну Златоусту
Идеал безбрачия
С тем, чтобы вникнуть в восприятие брака у Златоуста, надо сперва распознать его идеал безбрачия. В двух словах, это — «Лучше не…» (Мф 19:10-12; 1 Кор 7:7). Тот, кто читает его труды, напутствие к браку, может огорчится, заметив, что святой отец как будто стремится оградить человека от данной «ошибки». Но это первое впечатление обманчиво; в его произведениях вполне можно найти и более обнадёживающие перспективы. Златоуст пиcал в IV и V веках, в эпоху расцвета монашества. Разочарованные размыванием церкви после „Константиновского сдвига“, многие христиане уходили в пустыню, чтобы следовать призванию «святости», быть «не от мира сего».[5]
Златоуст также много лет жил в строгом аскетизме, прежде чем начал проповедовать: сначала около четырёх лет он был учеником сирийского монаха, недалеко от своего родного города Антиохии, затем около двух лет жил один в пещере и вернулся в город только из-за болезни, вызванной его строгим аскетизмом. Во время своего служения диаконом (380–386) он написал пять произведений, которые посвящены идеалу девственности и описывают возвышенность безбрачия по сравнению с браком. В трактате «Против врагов монашества» он даже высказывает радикальное мнение о том, что спасение возможно только в уединении („монах“ от μοναχος – моно: один, одинокий). Его сдержанная, почти отрицательная позиция по отношению к браку в этих ранних произведениях объясняется его собственным аскетическим воспитанием, которму еще мало открылся иной путь. Дабы не выходить за рамки статьи, ограничимся здесь рассмотрением лишь его труда «О девственности». Это произведение, комментарий к посланию 1 Коринфянам 7 главе. С одной стороны здесь разворачивается богословие безбрачия, но одновременно здесь апология брака, поскольку Златоуст решительно противопоставляет себя порочащим брак. Он отмечает, что девство является исключительной особенностью Церкви:
«Красоту девства иудеи презирают, и это нисколько не удивительно, если они не почтили Самого Христа, родившегося от Девы; а язычники восхищаются и поражаются ею; но ревнует о ней одна только Церковь Божия.»[6]
«Еретикoв», которые живут целомудренно, нельзя считать девственниками: они не посвящены Христу, от которого исходит чистота, и в то же время они осуждают брак. Кто считает брак грехом, не может ожидать награды за своё воздержание, а наоборот, будет наказан за установление собственных законов. В третьей главе противники названы поимённо: Маркион, Валентин и Манес, учение которых святитель возводит к «человекоубийце и отцу лжи» (Ин 8:44). Один решающий оборот показывает в этом контексте смысл всей аскезы (подвига) — буквально: «упражнения» — и предостерегает от того, чтобы делать её самоцелью:
«Сами по себе пост и девство ни добро, ни зло, но бывают тем или другим от намерения упражняющихся в них.»[7]
Поскольку в этих еретиках «бесчинствуют безбожные мысли», их аскетизм не только бессмысленен, но и «хуже всякого распутства»[8], ибо они превращают свою девственность в идола. Златоуст также защищается от того, чтобы его стремление к девственности было понято неверно:
„«Но ты, - скажет кто-нибудь, - разве не препятствуешь браку?» – Отойди от меня, чтобы и мне не впасть в безумие вместе с тобою. – «Почему же, - скажет, - ты увещеваешь не вступать в брак?» – Потому, что девство я считаю гораздо досточтимее брака; и однако через это я не поставляю брака в числе худых дел, но даже очень хвалю его. Он есть пристань целомудрия для желающих хорошо пользоваться им, не позволяя неистовствовать природе.“[9]
Здесь святой подчеркивает важность брака, но при этом ясно даёт понять, что для него безбрачие выше брака, который является «низшей ступенью добродетели». Девство превосходит брак так же, как «небо превосходит землю» и как «ангелы превосходят людей». После этой антиеретичеcкой полемики, которую всё ещё можно понять как защиту брака, Златоуст обращается к «чадам Церкви», чтобы объяснить преимущества безбрачия. Согласно этому, девство как постоянное состояние и жизненный путь стало возможным только в Новом Завете, именно благодаря «возрастанию благодати». В Ветхом Завете «не только все прочие, но и левиты и священники, и да, даже сам великий архиерей, […] придавали великую важность браку»[10]. Совет Павла воздерживаться от брака (1 Кор 7:1) является зaповедью Бога, а не личным мнением Павла. Однако превосходство девства заключается в добровольности. Кроме того, брак, как и у других авторов до него, является следствием грехопадения; Адам и Ева изначально жили девственно, облаченные в «царское одеяние» девства, которое после падения была заменена «смертной и рабской одеждой» брака.[11]
Логический довод о деторождении, к которому Бог призвал человека в (Бытие 1:28), Златоуст опровергает как оправдание тех, кто «из слабости воли презирает трудности девственного состояния». Удивительно, но он не считает брак необходимым, так как Бог мог бы создать дополнительных людей сам. Деторождение проявляется не в браке, а скорее в слове Божьем, ведь даже браки остаются бездетными, если Бог не дарует супругам ребенка через Своё слово, что он подтверждает на примере патриарха Авраама. Не девственность, а грех ведет к вымиранию, как показывает потоп. «Где смерть, там брак».[12] В Новом Завете возможен возврат к первоначальному состоянию. Бог заповедовал девственность позжe только из снисходительной любви к людям, чтобы не вызвать «большего падения» и не разжечь «сильнее пламени».
Златоуст знает о трудностях девственности. Душа должна быть нечувствительна к боли, ведь «сила похоти столь же велика, как сила огня и железа»[13] (ср. Притчи 6:28); ей необходима помощь Бога. Девственница должна постоянно быть настороже в борьбе с похотью и злыми духами. В этой борьбе добродетель воздержания заключается словами: «Скажи мне теперь, осмелится ли кто-либо сравнить брак и наслаждение с такой возвышенной вещью?» он ясно выражает это. Даже утверждения Писания, которые, казалось бы, подтверждают брак, Златоуст толкует как скрытые призывы к отказу от брака: слова Павла: «Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена» (1 Кор. 7:4), Златоуст толкует как «приманку» коринфянам, с помощью которой апостол желает «отвлечь их от брака»[14] и привлечь их к девству. Также в отклике апостолов на запрет развода (Мф 19:10) он видит подтверждение этому. Даже в призыве св. ап. Павла «не уклоняйтесь друг от друга» (1 Кор 7:3) он видит призыв к девственности, поскольку здесь указывается на «горчайшее рабство» брака.[15] Воздержание ради молитвы он считал крайне желательным, так как «распущенная и ослабленная в желании женщины душа» не может правильно молиться, даже если «честна женитьба и ложе нескверно» (Евр 13:4).[16]
Его совет об обетах безбрачия исходил не из враждебного отношения к телу, а из аскетического опыта: для Божьего человека Иоанна было само собой разумеющимся пожертвовать всем, что стояло на пути его полного соединения с Христом. Безбрачие для него было свободой, ведь муж должен был жертвовать своей молитвой и постом, чтобы «служить похоти [своей жены]».[17] Однако даже в этом — признаем, несколько разочаровывающем — взгляде просвечивает уважение к браку: ведь Златоуст подчеркивает высокую обязанность супругов друг перед другом, которая здесь даже подчинены молитва и пост. Еще более основательно это просвечивает в следующих его словах, за которыми опять же стоит его мысль о крайней несвободе: «Та, которая воздерживается против воли мужа, не только лишится награды за воздержание, но и даст ответ за его прелюбодеяние, и ответ более строгий, чем он сам. Почему? Потому, что она, лишая его законного совокупления, низвергает его в бездну распутства. Если она не имеет права делать это и на короткое время без его согласия, то какое прощение может получить она, постоянно лишая его этого утешения?»[18]
Итак, молодому Златоусту поначалу было явно трудно одинаково признать брак и воздержание как дары благодати, и особенно после возвращения из уединённой аскетической жизни в город и до священнического рукоположения он был склонен требовать монашеские стандарты также и от христиан в миру. Брак по его мнению может служит разве что тому, чтобы избежать осуждения, но не может вызывать восхищения: «Вот чем ограничивается великая заслуга брака: тем, что за него не осуждаются, а не прославляются; последнее принадлежит девству, а вступивший в брак должен довольствоваться сведением, что он не согрешил.»[19]
В это время он представлял себе «пирамиду ценностей, вершиной которой в „иерархическом“ смысле были „монашеские добродетели“ добровольного безбрачия».[20] В процессе своей пастырской практики в качестве священника и епископа Златоуст выработал более терпимое отношение. Он пришел к выводу, что безбрачие, хотя и является самым надёжным путем к совершенству, но тем не менее, само по себе не является совершенством. Из более поздних трудов Златоуста, который всю жизнь оставался поклонником безбрачия, уже нельзя вывести идею «двухклассового христианства», состоящего из низшей прослойки женатых и высшей — монахов, тогда как в тpaктaтe «О девстве» это ещё вполне возможно.
Смысл брака
Брак выполняет множество функций. Если раньше в первую очередь важным был социальный аспект, сегодня многие ожидают эмоциональной безопасности от брака. Наиболее распространённый ответ на вопрос о смысле брака, вероятно, звучит так: «Я хочу разделить свою жизнь с человеком, которого люблю». Однако то, что подразумевается под этой любовью, может сильно различаться. В секулярном мире здесь имеет преимущество обращенность на свое „Я“; в христианском же восприятии преимуществует направленность на другого, на „Ты“, восходя от алтруизма к жертвенности. В церковной среде нередко главным назначением брака считают продолжение рода, но это не отражает сущности христианского понимания брака. Посему святой отец Церкви возражажает данной точке зрения. Мысль о том, что сексуальность «терпима» всего лишь ради продолжения рода – недоразумением в отношении христианской антропологии и отображает неверное развитие в западной теологии. Оно в значительной степени основано на учении блаж. Августина о первородном грехе, в котором первородный грех связывался с человеческой сексуальностью, и поэтому Августин считал возможным возвращение к Богу только через бeгcтво, прочь от человеческой телесности.[21]
Зачатие потомства для св. Иоанна было важной, естественной задачей брака. Однако его не ради продолжения рода человечества, поскольку Земля уже достаточно населена.[22] В то же время размножение потеряло часть своего смысла с рождением Христа, поскольку уже исполнено ветхозаветное стремление к вoплoщeнию Мессии. Главной задачей брака Златоуст видел в упорядочивании влечения и в предотвращении разврата. Тем не менее он находит великолепные слова, описывающие появление детей:
«Приходят те, которые будут единым телом. Вот опять таинство любви! Если двое не будут одно, они, пока останутся двоими, не произведут многих; а когда достигнуть соединены, тогда только и начинают производить. Какое отсюда вытекает заключение? То, что единство имеет большую силу.
Великое таинство совершается… Какое же таинство? Соединяются два человека и делается из них один… Приходят те, которые будут единым телом. Вот опять таинство любви! Если двое не будут одно, они, пока останутся двоими, не произведут многих; а когда достигнут соединения, тогда только и начинают производить. Какое отсюда вытекает заключение? То, что единство имеет большую силу.
Творческая премудрость Божья с самого начала разделила одного на два и, желая показать, что и по разделении остается одно, устроила так, что одного недостаточно бывает для рождения. Ведь кто еще не объединился (узами брака), тот не составляет и целого, а половину. Это видно из того, что он не производит детей по прежнему. Видишь ли тайну брака? Из одного Он сделал двоих, а потом из двоих сделал и до сих пор делает одного, так что и теперь человек рождается от одного, – потому что жена и муж – не два человека, а один человек.»[23]
Так Бог — по мысли святого отца — восстанавливает единство. Рожать детей было не единственной, но очень значимой целью: «И ребенок служит чем-то вроде мостика, потому что дитя соединяет обе стороны одну с другой». Трое становятся единой плотью, «этот мостик устроен из существа их обоих». Брачная связь существует не для того, чтобы дать жизнь детям, а для того, чтобы дети, возникшие как плод теснейшей связи, укрепляли и углубляли эту связь. Павeл Евдокимов описывает это в духе святого Иоанна:
«Супружеская связь сама – уже полнота. Но она способна из собственного преизобилия приобрести новое качество: отцовство или материнство. Ребенок, рождаемый из этого супружеского общения, продолжает его и подтверждает это уже совершенно осуществлённое единство».[24]
«Успех» брака, правда, не зависит от детей, однако сознательный, эгоистичный отказ от них уменьшает его ценность. Кто отказывается от детей, потому что „приятное и вожделенное для всех чадородие почитают тяжким и несносным»,[25] говорит Златоуст, тот отказывает Божьему благословению.
Истинная христианская любовь ширится, она творческая. Двое любящих не создают «эгоистичное сообщество», но открываются миру и становятся «со-творцами Богу». «Таким образом, зачатие детей нельзя рассматривать как цель брака, а скорее как поток любви, который течет в жизнь». Любовь не какая-то постоянная величина, которая достигши одной точки, больше не движется. Напротив, она динамична и в беспрестанном движении устремлена к совершенству в Боге. Это совершенствование осуществляется, среди прочего, в том, что мужчина и женщина воcпроизводят образ Божий на земле и проявляют свою любовь к детям, этим новым созданиям. Любовь по своей природе не может быть бесплодной, но плодовитость может проявляться разными путями, ведь даже бездетные пары могут распространять свою любовь, например, через усыновление сирот. Тот, кто поставляет ценность брака в зависимость от наличия детей, принижает его. Объявлять бездетный брак неудачным означало бы нарушать «смысл их личного общения».[26]
Иную, более высоко ценимую цель брака Златоуст видит в ограничении влечения. В нём заключается исцеляющая функция для слабого человека, так как брак прежде всего предназначен для того, чтобы уберечь от «невоздержания и распутства».[27] Поэтому брак — не просто земной coюз, а важен для спасения души.
«Ибо для людей, которые и теперь еще предаются этим страстям, хотят вести жизнь свиней и растлеваться в непотребных убежищах, брак немало полезен, освобождая их от нечистоты и такой потребности и сохраняя их в святости и честности.»[28]
Даже строгий молодой Иоанн уже признавал «святость и целомудрие» брака и, тем самым, отличался от враждебных к телесности еретиков. Единобрачие —упорядоченная структура, которая защищает человека от распущенности и, таким образом, служит его спасению. Для того же, кто не нуждается в такой помощи и способен вести девственную жизнь, брак оказывается излишним.
Особая рoль супругов заключается во взаимной помощи на пути к обожению. Муж и жена должны через брак продвигаться к своему личному совершенствованию, воспитывая друг друга в добре, добродетели и любви.[29] Даже слабости могут быть полезны другому:
«Но что скажешь, если женщина спорлива и беспечна и имеет ещё множество других недостатков? Переноси всё это спокойно и не отталкивай её из-за её ошибок, а исправляй её. Чтобы знать, как лечить тело, ты занимаешь место глaвы […] Благочестивая и разумная женщина действительно должна сначала воспитать мужа и привести его душу в порядок по своему усмотрению; он не станет слушать ни друзей, ни учителей, ни старшиx, если она его наставляет и ему дает советы».[30]
Христианское устроение брака
Задолго до того как появились различные социальные теории о семье как «важнейшей ячейке общества», Златоуст придавал браку центральную роль для обустройства общества. Кризис семьи неизбежно «всегда также отправной точкой духовно-нравственного кризиса общества», в то время как здоровые семьи «служат основой благополучия и стабильности общества».[31]
Златоуст имел четкие предпочтения в отношении христианского образа жизни, включая брак. Он решительно выступал против мнения, что добродетель и аскетизм — это всего лишь удел монахов. Отговорка «Я же не монах...» ему была неприемлема; святость — вовсе не удел монахoв только, а призвание всякого христианина.
«Итак, чтобы нам удостоиться узреть Бога, будем, в девстве ли, в первом ли браке, или во втором[32], преуспевать в этой добродетели, и мы сподобимся Царствия Небесного, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.»[33]
Монахи и монастыри представляли для Златоуста воспитательную функцию, так как семьи должны ориентироваться на них, создавая собственный «семейный типикон». Дома семей прежде всего должны быть скромными. Вместо роскошной мебели дома должны быть украшены добродетелями. В молитве семьи также должны подражать монахам: помимо частого посещения церкви, он считает очень важной совместную молитву супругов, а также рекомендует ночные молитвы для семей, включая маленьких детей. Также он считает паломничество в монастыри очень полезным.
«Подражая жизни монахов, будем стремиться пожинать и плоды их, которые могут достаться каждому из нас благодаря благодати и любви Господа нашего Иисуса Христа, которому слава и поклонение во веки веков. Аминь!»[34]
Подражая гостеприимству Авраама, дома должны быть открыты для бедных, больных и путешественников, а рядом с молитвенным уголком следует установить коробку для пожертвований для нуждающихся.
Воспитание детей Златоуст рассматривал как центральную задачу брака. По его мнению, дом родителей был «естественной школой», в которой дети осваивают самые важные жизненные навыки. Особенно педагогическое значение он видел в любви родителей друг к другу. Сегодня, в частности, эта ценность во многих случаях забыта, так как значительная часть образования и воспитания происходит вне этого контекста — в детских садах и школах, пока родители работают, и часто у них почти не остаётся сил на воспитание детей. В своём произведении «О тщеславии и о том, как должны родители воспитывать детей» Златоуст излагает своё педагогическое видение. Оно сосредоточено на культивировании добродетелей и избегании страстей. Родителей он сравнивает с художниками, которые доводят свои произведения искусств до совершенства с чувством чуткости, но также с королями, которым необходимо защищать свои города от чужеземцев. Наиболее важным элементом воспитания Златоуст видит в знании и передачи Святых Писаний:
«И если одно только это правило сможешь насадить в душе ребёнка, не будет у тебя нужды в воспитателе».[35]
Правильное воспитание детей важно для христианского брака вдвойне, ведь только через него могут появляться новые поколения счастливых браков. Таким образом, полноценный христианский брак оказывает плодотворное влияние на всё общество. Бракам, в которых выращивается добродетель целомудрия, Златоуст обещает:
«Обильное благословение будет на их детях, и мир и согласие будут пребывать в их доме.»[36]
В отличие от других отцов, Златоуст признает за супружеской сексуальностью самостоятельную ценность, которая не сводится только к размножению, но укрепляет единство.
«А каким образом они бывают в плоть едину? Все равно, как если бы ты отделил самое чистое золото и смешал его с другим золотом, – и здесь происходит нечто подобное: жена принимает плодотворное вещество в то самое мгновение, как жар наслаждения приводит его как бы в расплавленное состояние, и, приняв, питает и согревает его, привносит к нему, что нужно, и с своей стороны, – и производит человека.»[37]
В этом разделе речь идёт о ребенке, рождающемся в браке, однако желание при этом не отрицается, ни осуждается, а описывается как нечто положительное. Немного позднее эта мысль еще более уясняется.
«Что же, если младенца не будет, – и тогда они не будут составлять два лица? Конечно. Ведь это (единство) происходит от совокупления, которое соединяет и смешивает тела обоих. Все равно, как если ты в масло вольешь благовонные капли, у тебя изо всего выйдет одно, – так бывает и здесь.»[38]
«Брачное сожительство» — это то, что делает мужа и жену единой плотью. Эта глубокая связь является целью супружеской сексуальности, которая дана человеку Богом как естественная потребность. В отличие от жизненно необходимых потребностей, таких как воздух и пища, она, однако, не необходима как таковая и от нее можон отказаться. Тем не менее, чистая супружеская сексуальность не является ни безнравственной, ни нечистой, а при правильном употреблении служит духовной жизни.
«Когда юноша приходит к целомудренной невесте и видит её очарование, его любовь к ней будет велика, но когда страх Божий превосходит, это будет замечательный брак, в который они принесут чистые и непорочные тела.»[39]
Златоуст признаётся: «Знаю, что многие стыдятся того, о чем я говорю; причиной тому неумеренность и невоздержность. Это дело унижено от того, что браки совершаются у нас таким образом, – от того, что их портят, между тем как «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно» (Евр. 13:4). (…) Зачем краснеть от того, что чисто? Это свойственно только еретикам, да тем еще, которые приводят распутных женщин. Потому-то мне и хочется очистить (брак), возвести его на ту степень благородства, какая ему приличествует, и этим заградить уста еретикам. Осрамлен дар Божий, корень нашего бытия!»[40]
Дело лишь в том, что некоторые оскверняют брак своей «распущенностью и беззаконием». Постыдно же не само дело, а его неверное употребление, ведь, как и при всех других естественных потребностях, и эта тоже может быть извращена и изуродована. В таком случае она превращается в блуд, который больше не имеет ничего общего с любовью, а становится идолом и делает человека несвободным в любви.
Истинная любовь (включая эротическую) — нисколько не повод для стыда; словом Эрос многие отцы описывали любовь между Богом и человеком.[41] Такие мысли ставят нас в неловкое положение, именно потому что представления современного человека об Эросе и сексуальности часто извращены и омрачены грехом. Эротическое мы понимаем как область эгоистичного удовлетворения желаний, что в конечном итоге ведет к «тривиализации секса» и, соответственно, к «обесчеловечиванию личности».[42] Святой Иоанн, однако, различает естественное и неестественное влечение:
«Пожелание дано для деторождения и сохранения жизни, а не для прелюбодеяния, блуда и распутства; дано для того, чтобы ты был отцом, а не прелюбодеем, чтобы законно находился в общении с женою, а не растлевал ее противозаконным образом, чтобы ты оставил свое семя, а не осквернял чужое. Ведь прелюбодеяние зависит не от естественного пожелания, но противоестественной необузданности, так как пожелание ищет только совокупления, а не такого именно совокупления.»[43]
Положительная оценка супружеской половой жизни не означает распущенности. Аскеза, в том числе временный отказ от половой близости, необходимы для молитвы и поста. Златоуст не даёт точных указаний, но намекает на то, что постные дни должны бы быть также днями воздержания: «Так, похотливость и сладострастие (мужа) и невоздержание от жены во время поста, или в какое-либо другое время, также избегает наказания, но не удостаивается похвал; самое это снисхождение есть не что иное, как обличение его великой слабости и небрежности.»[44] При этом взаимное согласие ставится выше отказа, поскольку пост по собственной инициативе, без учёта потребностей другого, строго осуждается Златоустом. Женщины, которые из «любви к воздержанию оставляют своих мужей», толкают их к прелюбодеянию:[45] «Если ты уклоняешься от должного служения, то оскорбляешь Бога».[46] В этом он видит уловку, или «самую опасную хитрость у дьявола, именно: когда он облекает грех личиной благочестия».[47]
III. Заключение
От святого Иоанна Златоуста мы можем многому научиться о христианском браке. В этой статье возможно было рассмотреть лишь малую часть его высказываний, поэтому стоит обратиться к его произведениям самостоятельно. Каждый найдет у него что-то для себя – миряне и священники, епископы и монахи, богатые и бедные, мужчины и женщины, молодые и старые. Как мы видели, молодой Златоуст, казалось, смотрел на брак как на «необходимое зло», но это впечатление оказалось неверным. Это светило целомудрия вполне можно рассматривать также и как покровителя христианского брака и семьи.
Да благословит святой Иоанн Златоуст всех нас, как женатых, так и неженатых, и направит нас к одной цели христианской жизни: к Христу, который есть «Путь, Воскресение и Жизнь» (Ин 11:25-26).
Николай Кляйн, Dipl. Theol., Мюнхен
[1] См. (на нем. языке): П. Браун, "Целомудрие ангелов. Сексуальное воздержание, аскетизм и телесность в начале христианства", Мюнхен/Вена, 1991, стр. 101.
[2] Ириней Лионский, "Против еретиков", 28, (немецкий перевод из Библиотеки Отцов Церкви = Bibliothek der Kirchenväter, BKV).
[3] Помимо Апостольских правил, согласно которым извергаются клирики из священного чина за изгнание жен «жены своей под видом благоговения» (Апп. 5), поместный собор гангрский (340 г.) осудил так называемых Евстафиан, которые, среди прочего, „порицали брак“ (гангр. 1) отвергали женатых священников (гангр. 4), призывали мирян расторгать свои браки („гнушаясь им“, гангр. 9, 14) или девствуя позволяли себе „возноситися над бракосочетавшимися“ (гангр. 10). В правиле 21 этого собора отмечается, что почитается и аскетизм „со смирением“ соединенный, равно и „брачное честное сожительство“. Евстафиане противопоставляли себя Церкви, поддерживаемой императором Константином, поскольку, по их мнению, она была слишком мягкой. Каноны гангрского собора подвергают все эти мнения анафеме. См. (нем. яз.): A. Анаплиотис, "Священные правила святых и высокочтимых Апостолов“, St. Ottilien 2009, C. 29; того же автора (нем. яз.): Брак и монашество в православном каноническом праве, Сборник канонов с канонами местных соборов и отцов церкви, Münster 2019, C. 80-83.
[4] Тертуллиан, О моногамии, 8 (немецкий перевод - BKV).
[5] Греческое «αγιος», означает: „святой“, „священный“, „чистый для культа“. Корень индоевропейский *h₁yaǵ-: „жертвовать“, „почитать“.
[6] Иоанн Златоуст, О девстве, 1 (немецкий перевод, БЦО).
[7] Иоанн Златоуст, О девстве, 4.
[8] Иоанн Златоуст, О девстве, 5
[9] Иоанн Златоуст, О девстве, 9.
[10] Иоанн Златоуст, О девстве, 12.
[11] Иоанн Златоуст, О девстве, 14.
[12] Иоанн Златоуст, О девстве, 14.
[13] Иоанн Златоуст, Слово к жившим вместе с девственницами, 27.
[14] Иоанн Златоуст, О девстве, 28.
[15] См. Иоанн Златоуст, О девстве, 28.
[16] Иоанн Златоуст, О девстве 30.
[17] Там же.
[18] Иоанн Златоуст, О девстве, 48.
[19] Там же.
[20] А. М. Риттер, Указ. Соч., С. 68.
[21] См. Ю. Хриссавгис, Любовь, сексуальность и таинство брака, Бруклин 1998, . 5f; прим. 9; о влиянии Августина на теологию и учение о браке в Западной Европе см.: Д. С. Бейли, Отношения мужчины и женщины в христианской мысли, Лондон 1959; П. Шеррард, Христианство и Эрос, Лондон 1976; Э. А. Кларк, Женщины в ранней Церкви, Колледжвилл 1983; (все по-англ.). Для сравнения понимания брака у Златоустa и Августина см.: М. Григоревский, Указ. Соч., С. 270-286.
[22] Примечательно, что и Тертулиан дo нeгo считал мир перенаселённым — удивительно с учётом тогдашней плотности населения. Население мира в начале первого тысячелетия оценивается примерно в 250 млн. человек, что составляет около 0,03% современного населения Земли.
[23] Иоанн Златоуст, Толкование на послание к Колоссянам, 12, 5.
[24] П. Евдокимов, Таинство Любви, Крествуд, Нью-Йорк, 1995, стр. 121. Перевод редакции.
[25] Иоанн Златоуст, Толкование на Евангелие от Матфея, 28, 5.
[26] А. Каллис, Купина горящая, но не сгарающая…, стр. 207.
[27] Иоанн Златоуст, О девстве, 19.
[28] Там же.
[29] См. И. Пурич, Философия педагогики у Иоанна Златоуста, Белград 2012, стр. 190.
[30] Иоанн Златоуст, Проповеди Иоанна, 61; цитируется по И. Пурич, там же, стр. 190.
[31] Так считает сербский епископ Йован (Пурич), И. Пурич, там же, cтр. 184.
[32] Отношение святого Иоанна кo второму браку было чрезвычайно негативным, особенно в двух его письмах молодой вдове он описывает чёткую картину второго брака и пытается всеми средствами отговорить её от него; см. Иоанн Златоуст, «К молодой вдове».
[33] Иоанн Златоуст, Беседы на 1-е послание к Коринфиням, 19, 6 (конец).
[34] Иоанн Златоуст, Толкование на Ев. от Матфея, LXX, 5 (?).
[35] Иоанн Златоуст, О тщеславии и о том, как должны родители воспитывать детей, 40.
[36] Иоанн Златоуст, Толкование на послание к Фессалоникийцам, 5, 4 (? пер. с немецкого).
[37] Иоанн Златоуст, Толкование на послание к Колоссянам, 12, 5.
[38] См. там же; см. также В. Фанарас, Позиция православных христиан по вопросам сексуальности и деторождения, Этические замечания, ÖR 61 (3/2012), С. 288.
[39] Иоанн Златоуст, Толкование послания к Фессалоникийцам, 5, 4 (? пер. с нем.).
[40] Иоанн Златоуст, Толкование послания к Колоссянам, 12, 6.
[41] См. И. Хриссавгис, Указ. Соч., С. 1-2; среди прочего можно упомянуть Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника; прим. 3 – 6.
[42] И. Хриссавгис, там же, С. 3.
[43] Иоанн Златоуст, Толкование послания к Галатам, 5, 3.
[44] Иоанн Златоуст, «К молодой вдове», 2, 5.
[45] Иоанн Златоуст, Толкование на Ев. Матфея 86, 4.
[46] Иоанн Златоуст, к «Коринфянам, 19, 1
[47] Иоанн Златоуст, к Матфею 86, 4.